Через Питера Картрайта Радостную Весть слышал не только будущий президент США, но и копания жаждущая танцев...
Питер Картрайт и Эндрю Джексон
В «Автобиографии» Картрайта можно найти некоторые детали, касающиеся войны 1812 года, которая началась спустя год после ставших знаменитыми дебатов Питера с ученым проповедником. За исключением предоставления определенного количества рекрутов, Кентукки и Теннеси война обошла стороной. В связи с уменьшением общего количества населения Кентукки, вызванного призывом солдат, количество методистов в штате также временно снизилось. Позже появились сообщения о том, что во время войны Картрайт служил личным капелланом Эндрю Джексона. Из одной газетной статьи следует, что он сопровождал генерала Джексона во время битвы за Новый Орлеан, состоявшейся 8 января 1815 года. (В 1829 году Джексон стал седьмым по счету президентом Соединенных Штатов.) В статье было написано следующее:
Во время последней Британской войны, незадолго до того, как генерал Джексон победил в битве за Новый Орлеан, отряд кавалерии разбил лагерь возле его [Питера] земельного участка в Кристиан-Каунти, штат Кентукки. Капеллан был болен, и потому Картрайта пригласили занять освободившееся место и отправиться к Новому Орлеану. Вначале генерал Джексон приказал капелланам во время боя находиться в первых рядах, но, увидев смущение служителей, передумал и попросил их выступить перед солдатами с проповедью о том, что ни один из них не умрет раньше отпущенного ему срока и что на передовой они будут находиться в не меньшей безопасности, чем в тылу. Картрайт же отказался проповедовать о чем-либо подобном, считая это ложью, тем не менее, со своей стороны, предложив ободрить солдат тем, что это справедливая война, и они сражаются за правое дело. Генерал согласился с ним, и служитель пообещал выполнить все как можно лучше.
Общение между Питером и генералом Джексоном не исчерпывалось одним только этим случаем. Несколько лет спустя будущий президент посетил собрание, на котором проповедовал Питер.
Затем я прочитал свой текст: «Какая польза будет человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» – и сделал паузу. В этот момент я увидел генерала Джексона, который шел по проходу между рядами. Подойдя к ограждению, он слегка на него облокотился и остался так стоять, потому что в зале не было свободных мест. Вдруг я почувствовал, как кто-то потянул меня за плащ, и, повернув голову, увидел знакомого проповедника, который громко прошептал мне: «Пришел генерал Джексон, пришел генерал Джексон». Мое тело словно пронзил электрический ток, и, устремив взгляд на собравшихся, я подчеркнуто громко заявил: «Кто здесь генерал Джексон? Если он не обратится к Богу, Тот проклянет его столь же быстро, как проклял гвинейского негра!».
Мой знакомый проповедник опустил голову, съежился и, казалось, был бы рад куда-нибудь исчезнуть. Все собравшиеся, включая генерала Джексона, улыбнулись, а некоторые даже засмеялись, глядя на этого беднягу. Когда собрание завершилось, этот проповедник подошел ко мне и очень строго сказал: «Более странного человека, чем вы, мне еще не доводилось видеть, и прежде, чем вы покинете город, генерал Джексон примет в отношении вас необходимые меры». – «Я все прекрасно понимаю, – ответил я, – и, думаю, генерал Джексон будет аплодировать мне. Если же он решит преследовать меня, то, как говорится, »в эту игру могут играть только двое«.
Генерал Джексон остановился в одной из гостиниц Нэшвилла. На следующее утро, рано-ранешенько, мой знакомый проповедник отправился прямиком туда, чтобы извиниться перед высоким чином за мой выпад прошлым вечером. Вскоре после его визита, проходя мимо гостиницы, я встретил генерала. Когда я направился к нему, он улыбнулся и, протянув мне руку, сказал: «Мистер Картрайт, я чувствую в вас родственную душу. Меня очень удивило поведение мистера Мака, то, что он подумал, будто бы я на вас обиделся. Нет, сэр, я сказал ему, что высоко ценю вашу независимость и что служитель Иисуса Христа должен любить каждого и не бояться никого из живущих на земле. Еще я сказал мистеру Маку, что, будь у меня несколько тысяч таких независимых и бесстрашных служителей, как вы, и хорошо обученная армия, я мог бы взять старушку Англию».
Генерал Джексон, несомненно, был весьма неординарным человеком. Несмотря на все свои недостатки, он всегда проявлял глубокое уважение к христианской вере и чувствам верующих, в особенности, служителей Евангелия.
В то время странствующие проповедники на Западе были рады, если им удавалось заработать хотя бы сорок долларов в год. Им было нелегко находить себе ночлег или даже просто место для отдыха. Их округи подчас простирались на пятьсот миль, и частая разлука с близкими и друзьями наверняка рождала чувство одиночества. Искушения преследовали даже наиболее преданных служителей, заставляя некоторых из них сворачивать с Божьих путей. Питеру, наверное, тоже не раз приходилось бороться с искушениями, когда грехи молодости с силой тянули его назад. Вот что он писал об этом:
Субботним вечером я оказался в довольно диком месте, среди вершин и ущелий Камберлендских гор. В тот момент мне больше всего на свете хотелось остановиться где-нибудь у верующих людей и провести с ними приближающееся воскресенье. Однако я находился в таком месте, где на много миль вокруг не было ни одного евангельского служителя и где, как я узнал позже, большинство обитателей небольших поселений, разбросанных на почтительном расстоянии друг от друга, ни разу в своей жизни не слышали Благой Вести. Воскресенья же здесь существовали лишь для того, чтобы охотиться и ходить в гости, пить и плясать. Одинокий и уставший, я поздно вечером оказался возле одного довольно приличного дома, где готовились к приему гостей. Я попросил позволения переночевать. Хозяин согласился принять меня, но при этом предупредил, что я не смогу толком отдохнуть, поскольку этим вечером они с гостями собирались немного потанцевать. Я поинтересовался, насколько далеко отсюда до ближайшего поселения, и он ответил, что семь миль. Тогда я сказал ему, что останусь, если он будет так добр, что хорошо накормит мою лошадь. На том и порешили. Я спешился и вошел в дом. Собрались гости, большая компания. Я обратил внимание на то, что пили они не очень много.
Как только я тихонечко пристроился в углу комнаты, начались танцы. Я сидел молча, поскольку не был знаком ни с кем из собравшихся, но больше всего в тот момент мне хотелось проповедовать этим людям. В конце концов, я решил остаться здесь и на следующий день – воскресенье, – и попросить об одолжении произнести для них проповедь. Едва я успел подумать об этом, как красивая рыжеволосая девушка грациозно подошла ко мне, поприветствовала и весьма мило, с обворожительной улыбкой пригласила меня на танец. Очень трудно описать нахлынувшие на меня в тот момент чувства. Однако спустя мгновение я решился на отчаянный шаг. Я поднялся, стараясь делать это с максимальной легкостью. Меня охватило множество различных переживаний. Юная леди встала справа от меня; я взял ее за правую руку своей правой рукой, когда как свою левую руку она положила на мою левую. Так мы в танце двигались по комнате. Вся компания, казалось, с удовлетворением взирала на этот акт вежливости, проявленный юной красавицей по отношению к незнакомцу. Цветной мужчина, скрипач, заиграл на своем инструменте. Я попросил его на мгновение остановиться, объяснив, что вот уже несколько лет не принимаю никаких важных решений, не испросив предварительно Божьего благословения, и что теперь я желаю попросить Господа, чтобы Он благословил эту прекрасную юную леди и всю компанию, которая с такой вежливостью и теплотой отнеслась к совершенно незнакомому ей человеку.
Сказав это, я крепко сжал руку девушки и произнес: «Давайте преклоним колени и помолимся», после чего немедленно опустился на колени и начал горячо молиться. Юная леди попыталась вырваться, но я держал ее крепко. В конце концов, она также упала на колени. Кто-то из присутствующих опустился на колени, кто-то продолжал стоять. Некоторые убежали, тогда, как другие неподвижно сидели, с любопытством глядя на происходящее. Скрипач бросился на кухню, восклицая: «Боже милостивый, что происходит? Что все это значит?».
Пока я молился, некоторые люди плакали, и плакали громко, а кто-то из них во весь голос умолял Бога смилостивиться над ним. Поднявшись с колен, я произнес проповедь, после которой спел гимн. Девушка, пригласившая меня танцевать, лежала, распластавшись на полу, и искренне взывала к Божьей милости.
Я снова начал проповедовать, петь и молиться. Так продолжалось почти целую ночь, и около пятнадцати человек из той компании покаялись и приняли Бога. На следующий день и следующую ночь обратилось еще примерно столько же. Из них я образовал общество, принял в члены церкви тридцать два человека и направил к ним проповедника. Приютивший меня хозяин дома был назначен руководителем общества и служил в этой должности еще много лет. А некоторые из молодых людей, обращенных во время танцев, стали успешными служителями Иисуса Христа. Таковым было начало великого и славного духовного возрождения в этой области.
Неудивительно, что в глазах жителей приграничья Питер Картрайт был столь привлекательной фигурой. Метр восемьдесят ростом, широкоплечий и крепко сложенный. Большая голова на короткой, «бычьей» шее. Темные и проницательные глаза, римский нос, густые, слегка вьющиеся волосы. Выражение его лица, как правило, было весьма дружелюбным, но могло вмиг измениться на полностью противоположное, что Питер нередко использовал во время своих выступлений. Также следует добавить, что он всегда выглядел уверенным в себе человеком, прирожденным командиром. Добавьте к этому его живой, острый ум и удивительную проницательность, и вы поймете, почему в любом месте он производил на людей поистине неизгладимое впечатление.
Время перемен: участие в политике
Картрайт оставался в Кентукки вплоть до 1824 года, где у него родились еще пятеро детей: три дочери (Синтия, 1815 г. р.; Уэлфи М. Джейн, 1819 г. р., и Сара М., 1823 г. р.) и два сына (Мэдисон, 1817 г. р., и Валентин, 1821 г. р.). Кэролайн М. и Арминда, их восьмой и девятый ребенок соответственно, родились уже в Иллинойсе в 1826 и 1828 годах. Когда Элиза, которой в ту пору было четырнадцать лет, вот-вот должна была достичь брачного возраста, ее отец весьма обеспокоился тем, что его дочери, выйдя замуж, могли оказаться в семьях, владеющих рабами, скомпрометировав его как борца с рабством. Поэтому он продал свою землю и в начале октября 1824 года перевез свою семью в Иллинойс.
Несмотря на то, что дороги стали гораздо безопаснее, и нападения индейцев уже не представляли такой угрозы, как раньше, путешественников по-прежнему подстерегало много ловушек. Так, яростный ветер оказался частично причиной смерти Синтии, дочери Питера, о чем проповедник позже писал в «Автобиографии»:
Прямо перед тем, как мы въехали в прерии, возница, управлявший моим фургоном, так резко повернул, что едва не убил мою старшую дочь [Элизу]. Солнце только-только начало садиться, и к тому времени, когда мы починили фургон и снова загрузили в него свои вещи, было уже достаточно темно. Нам предстояло взобраться на холм по довольно крутому склону, поэтому мы решили разбить лагерь прямо здесь, неподалеку от двух хижин, где жили люди. Я сильно изнемог, перегружая свой фургон, а поскольку вечер выдался теплым, то жена уговорила меня не ставить на ночь палатку. Я развел костер у самых корней крепкого, как мне казалось, дерева, мы легли и крепко заснули.
Едва на востоке рассвело, как дерево, рядом с которым мы разожгли костер, рухнуло, причем прямо на нашу третью дочь [Синтию, которой исполнилось бы девять лет], накрыв ее ровно с головы до пят; и я полагаю, что смерть ее была мгновенной. Услышав треск падающего дерева, я вскочил, чрезвычайно встревоженный, и попытался его удержать, прежде чем оно упало на ребенка, но тщетно. Несмотря на постигшее нас несчастье, Бог был милостив к нам, ведь если бы в ту ночь мы поставили палатку, то спали бы в другом месте, и тогда дерево упало бы прямо на нас и погибла бы не только Синтия, но вся семья. Снаружи дерево было прочным на толщину лезвия ножа, тогда как внутри его древесина превратилась в труху; но кто мог это знать!
23 октября 1824 года Питер и Френсис похоронили Синтию возле современного Маклинсборо, штат Иллинойс. С 15 ноября новым домом стал для них Ричланд-Крик, в Иллинойсе, который Питер назвал «милыми равнинами».
